Что значит быть космонавтом сегодня? Зачем люди до сих пор выбирают эту профессию? Прошли те времена, когда космонавт в обществе был окружён почётом и уважением, ныне космонавт и космонавт, словно полковник какой. Или лётчик, но летает редко. Дальше ещё хуже — уже половина старшеклассников путают космонавта с астрономом. Это будущее, увы. Говорят, космонавтам много платят. Но это когда – как, и смотря с чем сравнивать. Но как измерить материальными благами то, чему ты отдаёшь свою жизнь... Или оно берёт её у тебя, ласково, твёрдо, неотвратимо?

Космос для человека стал обыденностью, неким приложением к жизни цивилизации, а человек для космоса — приложением к деятельности развёрнутых космических систем. Притом не самым нужным приложением. Осталась рутина и, как же без этого, роль подопытного кролика.

Плюсов практически нет. А минусы? Их много. Риски. Как ни совершенна техника, случается всякое. Длительные разрывы с Землёй – природой, друзьями, родственниками, женщинами, семьёй, у кого она есть. Пристальный, почти тотальный медицинский контроль - он угнетает и на Земле, и в космосе. Прочий контроль – начальства, другого начальства, спецотдела. Ниша для личной жизни очень узкая. В космонавты лучше идти женатым, и жена должна быть непритязательной. А мы с подругой решили расстаться. Она сказала, что не может жить долгие месяцы в ожидании и страхе, что не может терпеть корреспондентов и доброжелателей, допытывающихся: «И как это вам удаётся?», «Что вы испытываете, когда муж в командировке?», что не имеет железной психики, способной выдержать повышенное внимание общества. Ну а что взять? Нагрузка, и правда, чрезмерна. И три года, причём, лучшие три года – для женщины это существенно. Да почти любая женщина скорее бросится по копыта или рискнёт шагнуть в пекло, чем будет сидеть и ждать, наблюдая, как медленно угасает её молодость и привлекательность. В древние времена, когда жизнь была коротка, купцы, отправляясь в дальние страны, разводились с жёнами. Примерно тоже у нас, только решение обоюдное. И всё бы правильно, но есть ещё чувства – сложные, непонятные, непредсказуемые. Это лечится - временем, работой, событиями. Я так поступаю для неё. Детей нет, начать новую жизнь будет проще. Ну а моя дорожка стелется в далёкие миры, туда, где люди ещё не были, или не обжились, подальше от Земли с её суетой и проблемами. Зачем мне это? Какое мне дело до тающих склонов Марса или раскалённых равнин Меркурия? Лучше не задумываться, по крайней мере, не сейчас. Ты выбрал этот путь, или путь выбрал тебя, иди, не оглядывайся, оглянешься – пожалеешь.

Пресс-конференция

50-й международный астронавтический конгресс предваряло важное событие. За сутки до его открытия состоялся успешный старт к Марсу американского космического корабля «Impeccability», что открыло эру межпланетных пилотируемых полётов. Доклад американского представителя на конгрессе привлёк огромное внимание и снискал аплодисменты. Их миссия началась успешно и пока шла идеально, без неполадок и отклонений. Но американцы не будут одиноки, следующий шаг сделает Россия. Этому и было посвящено выступление руководителя Роскосмоса Гавриила Поповкина.

- Прежде всего, разрешите поздравить наших коллег-американцев с успешным началом пилотируемой миссии на Красную планету. Доклад моего американского коллеги был исчерпывающим, поэтому я сразу перейду к нашим планам.

Как вы знаете, у нас выбрана сложная схема перелёта. Межпланетный корабль «Нергал» собран на высокой околоземной орбите, практически на границе сферы действия Земли. На корабле находится техническая команда в составе 3-х человек, которая уже завершила подготовку корабля к миссии на Марс. Завтра запуском электроядерного двигателя начнётся предстартовый манёвр, который продлится более месяца. «Нергал» выйдет из сферы действия Земли, развернётся и, постепенно разгоняясь, пройдёт мимо нашей планеты. Вблизи Земли дополнительный импульс кораблю придадут мощные жидкостные двигатели, что обеспечит скорость, необходимую для быстрого перелёта. На нисходящем участке траектории будет произведена подсадка экипажа, который прибудет на транспортном корабле «Андекс», а техническая команда вернётся на Землю. Окончательно утверждённый экипаж «Андекса» будет вам представлен после моего выступления.

Далее разгон корабля, как и его торможение, будут происходить по следящей траектории, позволяющей достичь цели при отключении двигателя на любом её участке. Если нам удастся задействовать все возможности, то наши космонавты прибудут к Марсу на три недели раньше наших американских коллег. Там нас ожидает орбитальная база, на которую доставлены все средства, необходимые для высадки на планету и последующего возвращения с неё. На базу перелетят 3 члена экипажа на транспортном корабле, четвёртый останется на «Нергале», чтобы в течение двух месяцев довести его до базы и подготовить к возвращению.

Вопрос: Агентство РТ. Правильно ли мы поняли, что российские космонавты смогут высадиться на Марс раньше американцев?

Ответ: Вопрос так не ставится. Мы взаимодействуем с коллегами НАСА и ЕКА в рамках партнёрства по международному проекту. Наш способ перелёта позволяет обойтись в 5 раз меньшим кораблём, чем у НАСА. Это дало возможность увеличить скорость и сократить время пути. Но корабль получился менее комфортным, там небольшой радиационнобезопасный объём и меньше средств поддержания физической формы. Поэтому космонавтам понадобится время для реабилитации и тренировок, которые они пройдут на околомарсианской орбитальной базе с использованием центрифуги. В целом предполагается равная временная готовность к высадке, и все вопросы, связанные с ней, будут решаться совместно.

Мне, присутствующему здесь и человеку посвящённому, такой ответ покоробил слух: как же не ставится! Идёт политический торг, и идёт вовсю. Ставится кем надо и перед кем надо.

Вопрос. Почему при выборе имени корабля были отвергнуты древнеримское и древнегреческое название планеты назначения?

Ответ: В Роскосмосе решили, что эти названия ассоциируются с мифологическим персонажем, олицетворявшем войны и кровопролития в самом неприглядном виде, символизирующем коварство, насилие и разрушения. У нас мирная миссия, основанная на международном сотрудничестве и призванная сплотить человечество во имя высокой цели. Поэтому указанные названия посчитали неприемлемыми.

Представление экипажа

- Уважаемые гости, уважаемые коллеги! Разрешите представить основной экипаж «Нергала».

Командир корабля – Дмитрий Воронцов, шесть околоземных космических полётов, 480 суток вне Земли.

Бортинженер – Юрий Филипов, два космических полёта, 126 суток вне Земли.

Инженер по полезным нагрузкам – Марио Ассанж, представитель Европейского космического агентства. Совершил два космических полёта, 226 суток в космосе.

Врач – Денис Лысенко, доктор биологии и медицины, один космический полёт, 206 суток в космосе. …

Вот мы и в центре внимания. Смотрим внимательно, улыбается в меру. Демонстрируем внешним видом лучшие человеческие качества. Выступаем, каждый со своей краткой речью, уверенно, вдохновлённо. Затем вопросы. Разные вопросы. Запланированные, ожидаемые, серьёзные, технические, неуместные о личной жизни, каверзные. В былые времена экипаж уже упрятали бы за стекло, во избежание контактов. Сейчас — нет, кто-то решил, что контакты как раз главное и есть. И это можно понять. Что мы привезём человечеству с Марса? Научные знания? Привезём, но, думаю, немного. Не столько, чтобы окупить миссию. Нет, главное, что мы привезём, это осознание того, что мы наконец-то покинули планету и начали экспансию. Постепенно, но неотвратимо, вместе с другими странами. Пока другие страны представлены Европой и Америкой, но, по сути, конечно, проект американский. Китайцы в этот сезон не успели, но года через четыре подтянутся и они, за ними появятся новые участники.

Когда-то это скажется на будущем страны и общества — отразится на техническом развитии, появятся поселения за пределами Земли, на которые можно будет опираться в политических, и, кто знает, может быть и в экономических аспектах. Но пока это престиж и демонстрация возможностей общества — промышленности, науки, готовности к серьёзным решениям и жертвам ради них.

Так что наша сегодняшняя задача — присутствовать везде и во всём, испытывая лёгкое неудобство от потайных носовых фильтров, а за стекло упрячут дублёров. Сразу после представления.

Представление закончено. Что дальше? Расходимся, по двое, потом по одному, встречаемся с разными людьми — учёными, журналистами, политиками, просто энтузиастами. С теми, кто обеспечивает наш полёт. Двигаемся как бы невзначай, но есть нечёткий план, как обойти побольше мероприятий и успеть везде «засветиться».

Секция планетных исследований

Как не посетить секцию планетных исследований? Мы же сами летим исследовать планеты. Но с другой стороны, публика там подбирается разная. Бывают и серьёзные научные доклады, и шальные выступления, далёкие от науки или реальности. Так, прошлый раз один докладчик предлагал протянуть по меридиану Ганимеда металлический провод, чтобы получать электрическую энергию от вихрей магнитного поля Юпитера, и ей снабжать поселение. Расчётная мощность у него получалась приличная, но даже если проект физически реален, насколько он актуален сегодня? Над подобными докладами публика традиционно глумится, но для космонавта это пустая трата времени.

При моём появлении в зале ведущий прервал докладчика и всех попросил меня приветствовать. У меня даже создалось впечатление, что моим приходом он пытается оттенить выступающего. Под аплодисменты меня проводили в президиум. Когда шум утих, докладчик немного сбивчиво продолжил:

- Уважаемые коллеги! (оживление в зале). Все мы знаем историю изучения Венеры. К настоящему времени информация, полученная с помощью советских, американских, японских и международных межпланетных аппаратов позволила создать модель планеты и протекающих на ней процессов. Однако попытки объяснить нынешнее состояние климата Венеры, историю и причины создания сегодняшних условий до сих пор не дали удовлетворительного результата (шум в зале). Прежде всего, бросается в глаза сильное различие атмосфер Венеры и Земли при схожих параметрах планет. Венера расположена ближе к Солнцу и не имеет магнитосферы, что должно способствовать ускоренной диссипации её атмосферы в космос по сравнению с земной. Но мощность венерианской атмосферы в 100 раз больше! И 96 её процентов — это углекислый газ. Откуда его столько взялось, и почему в атмосфере Земли его столько никогда не было? Почему последние исследования моделирование дают уверенность в том, что ещё полмиллиарда лет назад атмосфера Венеры была значительно менее плотной? Углекислый газ — это соединение углерода и кислорода, эти элементы изначально были в протопланетном облаке, они содержатся в земной коре и мантии в больших количествах. Кислород связан в соединениях с металлами и земельными неметаллами, углерод также связан, но может находиться и в свободном виде. При высоких температурах на больших глубинах углекислый газ образуется и распадается снова. Его много в магме, которая поступает из недр Земли. Но при этом он не переполняет атмосферу. На глубине примерно 20 километров температура земных пород достигает 500 градусов Цельсия — столько же на поверхности Венеры. Но планетарная модель углекислой бомбы, которую держит тонкая 20-километровая оболочка, никак не подтверждается (нездоровое оживление в зале). А на Венере эта бомба сработала! (шум усилился, выкрики).

Нынешняя наука объясняет состояние атмосферы Венеры парниковым эффектом, в основе которого лежит свойство углекислого газа поглощать инфракрасный диапазон излучения. Из-за этого тепло с поверхности Венеры не рассеивается в космос, а задерживается в атмосфере. Это эффект привел к прогреву наружной оболочки планеты от поверхности в глубину, что и вызвало обильные выделения газов из неё в атмосферу. В этой теории верно то, что углекислый газ действительно вызывает парниковый эффект. Но прогрев толщи планеты с поверхности сам по себе не мог привести к такому наполнению атмосферы. Для того, чтобы углекислый газ выделился с глубин, необходимо глубокое перемешиванием мантии и обильный вулканизм. Откуда он мог взяться? Нам известен вулканизм на Земле, подпитываемый Луной и сезонными, а также климатическими изменениями массы ледников. Нам известен вулканизм Ио, поддерживаемый Юпитером и его спутниками. Но у Венеры спутников нет, единственный источник возмущений — это притяжение Солнца. О нём и пойдёт речь.

Докладчика перебил пожилой мужчина в очках с золотой оправой:

- Профессор Цымбалюк, – представился он, - послушайте, если всё так, как вы говорите, то откуда столько лишней энергии в мантии. Положим, скорость вращения планеты уменьшилась на 100 метров в секунду в районе экватора. Насколько велика будет прибавка температуры? И опять же — 100 метров в секунду — это на экваторе, у полюсов — ноль. Если, как вы говорите, торможение привело к тектонической катастрофе, то это должно отразиться на рельефе поверхности в районе экватора, и не отразиться совсем в районе полюсов. Но, глядя на карту Венеры, этого не скажешь.

Но автор был не лыком шит.

- Совершенно правильное замечание. Действительно, простое торможения вращения приливного характера не даст нужного эффекта, и оставит совершенно другие следы, чем те, что мы видим. Но разгадка проста — планета не только снизила скорость вращения, но и изменила наклон оси. Причём, судя по строению поверхности, довольно сильно.

Моё присутствие прервал звонок командира:

- Ну что там у тебя, куда пропал?

- Доклад по Венере, не отвертеться.

- Слушай, венерианин, у нас тут принцы арабские, хотят видеть всех. Всё бросай и дуй сюда.

- Ладно, иду. Уход получился на фоне назревающего скандала. Теория автора опровергала общепринятую модель планетарного развития Венеры, которую создали мастистые учёные из института космических исследований на гранты нескольких иностранных фондов и бюджетные средства. Было ясно, что автора растерзают. В ход уже шли аргументы, отношения к науке не имеющие.

Видение

Распрощавшись с принцами, все поспешили в банкетный зал, и я не торопясь отправился следом, но вдруг что-то похолодело внутри и заставило обернуться. Она! Да, это женщина, нет, богиня! Она шла по верхнему ярусу холла и наблюдала за мной, именно за мной, но успела отвести глаза - на какую-то долю секунды наши взгляды разминулись. Но что-то случилось, что-то произошло незримое, как будто время остановилось. Время остановилось, да ещё как отчётливо... потом ручейком побежало вновь, появились голоса окружающей суеты, всё задвигалось, постепенно ускоряясь, но женщины уже не было. Нырнула (ну и выражения, здесь тебе не космос) - скрылась в ближайшем коридоре, только стеклянные двери ещё покачивались, и нет её. Броситься, догнать, познакомиться, притащить на банкет, повеселиться поболтать, а потом... А что потом? А потом у экипажа расписана каждая минута. Увы, жизнь космонавта на Земле — сплошная определённость. И что-то подсказывало, что там, где она могла бы быть, её уже не найти. Ладно, прочь наваждение, взять себя в руки, работаем по программе. Время остановилось - ишь чего удумал. Время — вперёд!

Перед стартом

Последние дни перед полётом проходят в условиях жёсткого карантина, общение через стекло и через экран. Это время врачи не рекомендуют перегружать космонавтов, все тесты и вся подготовка пройдены, экзамены сданы, остаётся только ждать. Делать особо нечего, можно немного расслабиться, заняться любимыми делами, пошутить над кем-нибудь или даже свалять дурака. Исследования показали, что перед сложным и опасным мероприятием лучше всего расслабляют тупой юмор, грязные танцы, кровавые фильмы и дурные манеры. Да, именно так.

Только что по ту сторону экрана произошла пересменка, и мы увидели ухмыляющуюся рожу заступившего на вахту оператора Кости Прохоренко.

- Ребята, - начал он, и начал с нарушения правил, проигнорировав наши позывные, – а читаете ли вы жёлтую прессу?

Всё его существо выдавало предвкушение сюрприза. Сюрприза с элементами глумления.

- Нет, только подтираемся.

- А такая ещё есть?

- Ладно, давай, не томи, чего у тебя там... Он, не снимая выражения лица, выдержал паузу, набрал воздуха в лёгкие и выдохнул с акцентом на последнюю часть фразы:

- Да тут весь мир говорит, что один из вас затесался в экипаж по ошибке.

И вытащил кипу газет.

На развороте первой красовался заголовок «Бортинженер заблудился в трёх планетах». И моя фотография, очевидно, с секции планетных исследований рядом с автором доклада по Венере. Конечно, коллаж, меня и близко там не стояло. Заголовки остальных газет были ещё хлеще, Костя их смачно зачитывал: «Космонавты летят на Марс, но один – на Венеру», «Среди «марсиан» затесался венерианин», «Космонавт собрался «налево»», «Битва за Венеру — учёные и космонавты подрались на конференции», «Зачем в марсианском экипаже венеролог?» ...

- Это ещё что, вы бы видели, что в сети пишут.

Я понял, что на конференции после моего ухода случился грандиозный скандал, и я каким-то боком его коснулся. Ничего, из экипажа меня не отзовут, сплетни в Роскосмосе не принимают во внимание, да и что, собственно, такого было? И, надо сказать, что толстокожести Роскосмоса в таких вещах мог позавидовать любой гиппопотам. Ни случай, когда толпа с фирменным слоганом Роскосмоса «Подними голову!» штурмовала администрацию Новосибирска, ни открытое глумление прессы над прошлыми названиями ракеты «Союз» и корабля «Федерация», точнее, над процессом их разделения, не имели никаких видимых последствий – никто не был ни уволен, ни лишён премии.

Но на моих товарищей новость произвела неизгладимое впечатление. Меня хлопают по плечу, подмигивают, бросаются тупыми шутками, типа: «Ну, что, если до Марса не долетим, тогда на Венеру!», «С нами венерианин, но лучше бы — венерианка!». На последнюю шутку доктор отреагировал сомнением.

Я почувствовал, что на этом дело не кончится, кипа газет (кто их выпускает — большая редкость уже!) так и останется лежать в зале управления, следующая и последующая смены тоже будут глумиться. Но мне что — я толстокожий, веселюсь вместе со всеми. Правда, венерианин — это теперь, похоже, надолго. И хорошо, если венерианин….

Предполётные сутки – полный выходной. Полный не потому, что нет никаких работ, а потому, что участники полёта ещё и отдыхают друг от друга, да и от начальства. Это делается по рекомендации психологов – всем предоставляется возможность уединения в комфортабельном номере. Космонавты в это время друг друга не видят, ничего не делают, общаются с близкими по видео, развлекаются, решают свои личные дела. Следующие сутки будут очень насыщенными, а пока я откинулся на кровать, почувствовав, как земная сила тяжести вдавливает в матрац и распрямляет моё тело. Интересное ощущение, люди обычно не замечают его. Не пройдёт и двух суток, как я с ним распрощаюсь. Надолго. Зато будут другие ощущения, а с ними опасности, неожиданности и долгие-долгие месяцы в отрыве от родной планеты. Но это будет потом. А пока есть возможность привести мысли в порядок, вспомнить мой путь сюда, попытаться найти причинно-следственные связи между событиями.

Воспоминания

Как же я всё-таки оказался здесь? Самый молодой космонавт с большим опытом. Всего третий полёт, и уже – к Марсу. Ещё полтора года назад впереди меня на это место в экипаже было два претендента, оба – более опытные и подготовленные. Но оба покинули отряд. Один, Артур Салимов, неожиданно подался в политику и сделал большие успехи. Естественно, у нас его поддержали – для отрасли свой человек в руководстве Совета Федерации важнее, чем на орбите. У другого, Дениса Черебова, врачи обнаружили какие-то сомнительные изменения в организме, и временно отстранили от подготовки. И вскорости он получил приглашение на руководящую должность в одной из «золотых» корпораций. Работает там, и чувствует себя прекрасно. Было ли это трусостью, пасованием перед опасным полётом? Не думаю, не те люди, и я их хорошо знаю. Скорее всего, полёт на Марс, после того, как его исколесили марсоходы, им представлялся не столько опасным делом, сколько занудным мероприятием. Вместо динамических сюжетов фантастических фильмов – месяцы и месяцы ожидания. Вместо неожиданных поворотов событий – рутина и регламенты. Вместо научных открытий – брифинги и презентации. И бюрократия на каждом шагу. Ребят можно понять – карьерные амбиции никто не отменял.

Но я? Всего два полёта, один из которых спонтанный, без подготовки, на старом «Союзе» и с неоднозначными последствиями. Плюсом или минусом он вошёл в мой послужной список? Видимо, плюсом, так как в экипаж «Нергала» я всё-таки попал. Но осадочек остался…

В один из погожих летних дней я получил сообщение с неизвестного мне номера. Если бы это был мой телефон, я бы его просто не открыл. Но другое дело – служебный. В сообщении была просьба срочно зайти в кабинет руководителя полётов, им же и подписанная. Проверить, не розыгрыш ли это, не удалось – видеосвязь не работала. В кабинете меня ждали трое – мой научный руководитель, руководитель полётов и гендиректор проекта «Геракл». Мне сразу указали на кресло и предложили сесть, что было необычно. Даже стало неловко, так как в окружении заслуженных и старших товарищей я выглядел мальчишкой. Руководитель полётов своё уже отлетал, и мог бы уйти на пенсию, но продолжал работать. Мой научный руководитель был начальником отдела научного обеспечения космических полётов, и помнил ещё Советский Союз. Старик, несмотря на ослабленное здоровье, чувствовал себя на работе комфортно, и также не собирался уходить на заслуженный отдых. Самый молодой и энергичный из них был гендиректор, но и ему было за пятьдесят.

В своё время проект «Геракл» стал событием в космонавтике. Больше десяти лет назад на уровне ООН было принято решение о зачистке орбит захоронения отработавших спутников. Конкурс на уборку выиграл Роскосмос, и в то время это было хорошим финансовым подспорьем. За десять лет спутники-уборщики выловили весь мусор в окрестностях геостационарной орбиты и собрали его в одну большую кучу. Объект назывался «Комплекс утилизации выработавших ресурс аппаратов», но сокращение не отдавало благозвучием, и специалисты стали называть его между собой просто «Куча». Затем это название перекочевало и в официальные документы. Всё, что когда-то было доставлено в космос, а затем стало ненужным, нашло там последнее пристанище: обломки, разгонные блоки, сдохшие и полусдохшие аппараты, исчерпавшие свой ресурс ремонтные роботы, исправные, но морально устаревшие спутники связи, совсем исправные спутники, у которых закончилось топливо. Кучу прибрали: из подручных материалов сделали каркас, закрепили на нём выловленный в космосе хлам. Подогнали небольшой жилой модуль и зарыли его вглубь мусора, пару раз туда наведывался экипаж. Соединили силовыми кабелями некоторые аппараты, подключив исправные солнечные батареи. Наладили связь с рабочими аппаратами, получив доступ к средствам связи и бортовым компьютерам.

Однако, контрактом была предусмотрена полная ликвидация отходов, и это время настало. Масса Кучи приблизилась к полутора тысячам тонн, и уже отмечались небольшие, но заметные гравитационные возмущения в движении пролетающих мимо спутников. Случайный метеорит небольшого размера мог нанести такие разрушения, что сбор обломков оказался бы нереальным делом. Вот тогда и появился проект "Геракл". Предполагалось с помощью эффективного электроракетного двигателя небольшой тяги за несколько лет вытянуть орбиту Кучи до Луны, где и похоронить весь мусор. Название проекта вызвало насмешки - если у него и были какие-то ассоциации с древним мифическим героем, то не с его силой, а с его шестым подвигом. Были сомнения и в способе утилизации - удар о поверхность Луны должен был выбросить в космос множество камней и мелких частиц. Но авторы проекта объяснили, что сбрасывание груза на Землю потребует больше энергии, но главное - содержит недопустимые риски. А если груз сбросить на внутренний склон глубокого кратера, то осколков в космосе почти не будет. И вообще на Луну регулярно падают метеориты массой более ста тонн, поэтому проблема осколков явно преувеличена.

Несомненным плюсом проекта была возможность с пользой испытать ядерный реактор, поздняя версия которого стоит на нашем корабле в числе 4 штуки.

Двигатель с реактором был сделан, доставлен, закреплён, и начал работу, постепенно увеличивая апогей и эксцентриситет орбиты. За полтора года её удалось заметно вытянуть, но дальше начались какие-то проблемы. Об этом не распространялись, но по суете, по тому, что начальство скрывалось в кабинетах, по зачастившим представителям иностранных агентств и корпораций было понятно, что проблема существует, и она – серьёзна.

- Это Юрий Филиппов, подающий надежды испытатель, - так представил меня руководитель полётов руководителю проекта. Мы обменялись любезностями.

- Ситуация следующая, - начал директор "Геракла" - в настоящее время комплекс неуправляем, точнее - мы потеряли над ним контроль. Двигатель аварийно выключился, реактор заглушен. Причину аварии по телеметрии определить не удалось, но ни разрушения реактора, ни потери герметичности магистралей не зафиксировано. Потеря контроля не произошла одномоментно, первые признаки неполадок появились месяц назад. С тех пор проблемы росли, и сегодня мы отсюда бессильны что-либо сделать. Но это полбеды. На самом деле комплекс как-то функционирует, и логика этой работы остаётся загадкой. Находясь на 52-часовой орбите он, проходя перигей, активирует собственные ресурсы и парализует ближайшие спутники связи. Причём в радиусе более трёх тысяч километров!

- Как это может быть?

- Мы пытаемся это понять, но успехи скромные. И главное - на это нет времени. Вы не представляете, что значит потеря связи на несколько часов? И для бизнеса, и для правительственных структур это очень много. Руководство международной корпорации "Геостационар" очень нами недовольно, на грани недоверия. Сейчас выход только один - вмешаться собственным присутствием. Покажите ему...

Руководитель полётов включил экран.

- Сейчас на мысе Канаверал идёт подготовка внеочередной пилотируемой миссии, к нашему объекту.

Действительно, ракета уже стояла на старте и, судя по испарениям, заправлялась. Это означает, что до старта менее двенадцати часов. Картинку сопровождал звуковой ряд, шёл предстартовый отсчёт. Я прислушался и понял, что экипаж будет с минуты на минуту.

- Пять человек. Не много ли?

- Учитываем неясность с ситуацией и объёмом работ - люди потребуются.

- Американцы не экономят, - вмешался директор проекта. - В лучшем случае они всё исправят, и выставят нам счёт.

- А в худшем?

- Всё разломают и тоже выставят счёт.

- Я считаю это авантюрой, - заявил научный руководитель. - Там реактор, с которым американцы вообще незнакомы.

Но гендиректор возразил:

- От реактора они будут держаться подальше. Но у меня кое-что вызывает опасения. Этот полёт - чистая самодеятельность. Они не согласовывали его с нами, просто поставили в известность, и всё. Видимо, они считают миссию настолько важной, что не стали ждать наших действий. Или спешат нас опередить.

- А я не вижу в действиях партнёров ничего необычного, - ответил научный руководитель. – Всё дело в политике. В последний год в Америке какой-то хакерский разгул, было несколько серьёзных случаев вмешательства в работу электростанций и аэропортов, не говоря уже о банках. Появились новые типы вирусов, которые самоуничтожаются, удалось найти только их фрагменты. Я изучил информацию, и думаю, что это разные случаи, но американским политикам выгоднее и проще видеть концентрированное зло. И, конечно же, они во всём обвиняют русскую кибермафию. Но вот что факт, серьёзные случаи хакерства обошли нашу страну. В Америке, Европе, Азии были, а у нас – нет. И это железный политический аргумент. А тут вот первый случай, и он ломает американским политикам всю логику. Отсюда и самодеятельность.

Руководитель полётов выключил трансляцию и обесточил аппаратуру.

- Самодеятельность? – спросил я, не выдавая лёгкого удивления. - А если миссия будет неудачной, они смогут выставить счёт?

- Это вряд ли. Наши юристы говорят, что перспектива такого иска ничтожна. Более того, если бы мы успели раньше американцев и всё сделали, то и в этом случае их претензии были бы безосновательны.

- Но лететь нужно, - подвёл итог руководитель полётов. - Нельзя оставлять бесхозным реактор, тем более, после предстоящего американского погрома. Мы просто обязаны там побывать.

- И я кандидат в полёт?

- Да, Юрий. Если не откажешься. Полёт обещаю сложный.

- Я согласен. В любом случае. Но почему я? Есть опытные космонавты.

- Тогда надо ввести тебя в курс дела. – сказал директор.

- Мы диагностировали потерю управления, но на самом деле есть признаки, что управление перехвачено. И в этом основная проблема. Если это так, то некий злоумышленник может спровоцировать аварию реактора или направить объект на нештатную траекторию. Понятно, что последствия могут быть самыми тяжёлыми.

- Что это за признаки?

- Мы обнаружили связь между проявлениями активности объекта и событиями в нашем окружении. Получается, что некто, перехвативший управление, входит в наш круг и имеет всю информацию о наших действиях. То есть, мы имеем дело не просто с хакерством, здесь действия уровня диверсии и шпионажа. Но попытка найти шпиона пока не привела к успеху. Такая ситуация диктует нам определённую форму поведения. Во-первых, мы должны ограничить доверие, во-вторых, мы будем действовать скрытно. Линии связи могут контролироваться, а все известные космонавты на виду. Отправить их срочно во внеплановый полёт и при этом соблюсти тайну невозможно. Ты - другое дело, не женат, неизвестен, прекрасно разбираешься в технике. Можешь взять и полететь хоть завтра.

Я кивнул.

- Задача следующая, - начал объяснять руководитель полётов. - Отправляешься на Восточный, там уже готовится носитель с последним экземпляром корабля "Союз". Пуск был объявлен грузовым, но в последний момент будут внесены коррективы. Полетишь один, на станции к кораблю присоединят блок-танкер, заправят, и до цели топлива хватит. Полетишь в режиме радиомолчания, стыковаться будешь вручную. Посмотри, что там, перезагрузи систему, почисти, если есть вирусы, и попробуй запустить и реактор, а затем, если всё пойдёт гладко - и двигатель. Не получится, всё отключи и законсервируй. Возвращаться будешь коротким путём - посадка в экваториальных широтах. Когда отстыкуешься, свяжись с нами, мы обеспечим встречу, хотя пока не готово ничего. Ресурса в корабле хватит на трое суток ожидания на орбите, так что место согласуем.

- Но хоть какие-то подозрения по причине ситуации есть?

- Тебе дадут отчёт, в дороге почитаешь. Но есть один момент – в нашей деятельности мы обнаружили упущение, связанное с компанией «Неру». Была такая компания из одной азиатской страны, которая производила электронику и вдруг решила заняться спутниками. К нам поступил заказ на запуск трёх аппаратов, и мы, конечно, охотно согласились. Аппараты выглядели несколько странно – они были обвешаны солнечными батареями, был минимум антенн для связи, остальное было закрыто заглушками так, что под корпусом ничего не было видно. Назначение декларировалось сугубо мирным – связь, наблюдение и испытания систем и материалов. Аппараты прошли все внешние тесты на запрещённые материалы, и были выведены один за другим на геостационар. Иностранная фирма дала сто процентов предоплаты, претензий не было. Однако, вскорости спутники один за другим заглохли, и их отбуксировали на свалку. Сама компания объявила, что успех был частичный, и что она прекращает деятельность в космосе. Тогда мы предложили им помощь, и вдруг выяснилось, что «Neru» L.t.d. не имеет никакого отношения к электронному гиганту «Neru» Co., а человек из последней, с кем вели переговоры, куда-то пропал. Сопоставив тот эпизод с последними событиями, мы поняли, что не знаем, что вывели на орбиту и что оно делает у нас в Куче.

Были ещё наказы, указания и рассуждения, после чего мы разошлись, но по пути меня догнал мой научный руководитель.

- Мы не рассказали всех подробностей, - не отдышавшись до конца начал он. - Ты должен знать кое-что ещё. При всех я не мог этого сказать, не рискнув репутацией, но всё-же… По некоторым признакам можно предположить, что на объекте происходит нечто похожее на то, что жилой блок обитаем.

Такое заявление и впрямь было сопряжено с потерей репутации. Известно, когда и сколько человек покинули Землю, сколько из них вернулось, сколько находится в космосе до сих пор. Чтобы кто-то незаметно проник на космический объект, да ещё и на таком удалении от Земли, этого просто не может быть. И с какой целью?

- И какие признаки?

- Последние данные телеметрии показали любопытные вещи. Например, было зафиксировано включение кухонного устройства, была приготовлена одна порция овсянки с беконом. Через 4 часа кухня вновь работала, борщ и кофе. Ещё через полчаса зафиксирована попытка использования туалета. К сожалению, ещё через 15 минут поступление телеметрии из внутреннего объёма модуля прекратилось.

- И вы думаете, что там кто-то есть?

- Я учёный, мне думать не положено. Но тебе нужно быть готовым ко всему. Ты же знаешь, что кухня — кнопочная, не имеет дистанционного управления. Туалетом пользоваться ещё сложнее. Если это хакеры, то зачем им овсянка и туалет?

- А подделка телеметрии? Так, ради шутки. Хакеры, они такие.

- Полностью исключить нельзя, но мы не нашли, как это сделать. Это же выделенный радиоканал. Но если так, то они знают нашу систему гораздо лучше нас. И это может быть ещё опаснее чьего-то присутствия.

- Да, дела…

- В любом случае будь осторожен и не теряй бдительность.

Ну что ж, если там есть некто, кто ест борщ, бекон и овсянку, пьёт кофе и пользуется туалетом, то этот некто скорее всего человек, или, как лайт-вариант, обученная обезьяна. Но не чертовщина какая-то. Ладно, разберёмся.

****

Подъём. Внутренний будильник сработал за двадцать секунд до электронного. Теперь всё строго и серьёзно. Разминка, сдача анализов, завтрак, обязательные тесты на ориентирование, понимание задач, повторение основных ситуаций. И это все в датчиках с непрерывными измерениями параметров тела – пульса, давления, температуры, потоотделения, и под внешним сканированием тепловизорами. Мои товарищи тоже здесь. Наконец, предполётные процедуры завершились, осталось облачение в скафандры и выезд на старт.

Предстартовое мероприятие было не совсем обычным. Из-за исключительной важности события нам устроили проводы. Был не просто доклад госкомиссии о готовности, на мероприятии присутствовал сам президент, который выступил с краткой речью. Министры, депутаты тоже были, но им слово не дали. Был даже духовой оркестр, который вслед нам проиграл марш «Прощание славянки». Ну, они дают! Совсем не похоже на мой первый опыт.

****

В полёт меня провожали без фанфар на фоне фиаско американской миссии. У них начались какие-то неполадки на корабле, а большая часть экипажа внезапно почувствовало ухудшение состояния до невозможности выполнять свои функции. Пришлось срочно вернуться. С какой-то стороны нам это было на руку. Во-первых, американцы не смогут заставить нас платить за неудачный полёт. Во-вторых, шумиха вокруг проваленной миссии скроет мои действия.

Как-то не так я представлял свой первый старт. Формальная госкомиссия весьма невысокого уровня, отсутствие провожающих, ночь, непогода, редкая снежная крупа. Отсутствие товарищей в корабле. Тишина, точнее – тишина в переговорах на фоне трансляции предстартовых команд. Это было задание руководителя полётов – ни с кем не переговариваться до выхода в зону сближения со станцией.

По этой же причине процедура моего доклада и принятия решения комиссии (всего из двух человек!) состоялась не на стартовой площадке, как принято показывать в кино, и не в закрытом помещении перед посадкой в автобус, как стали практиковать последнее время, а в поле под стелой покорителям космоса на развилке двух дорог при свете автобусных фар. Вторая дорога вела к котловану, который когда-то начали рыть под стартовый комплекс сверхтяжёлой ракеты, да так и бросили, но дорога осталась. То, что сделали, сверху выглядело, как зияющая рана в тайге, место считалось проклятым. Однажды автобус с экипажем по ошибке свернул налево, и космонавты, поплутав, приехали на старт в уже испорченном настроении. Полёт был тяжёлым – отказы приборов и разгерметизация отсека при возвращении. В узком кругу за рюмкой кофе ребята потом уверяли, что всё обошлось потому, что проехали только полпути до котлована. А если бы до конца…

Старт проходил в режиме радиомолчания. Я по традиции крикнул «Поехали!», но никто не услышал.

На станции работали двое – командир Иван Кислых и бортинженер Валерий Дюкаев. Встретили меня приветливо и немного настороженно. Когда командир вскрыл пакет, у него глаза полезли на лоб. Но вскоре после коротких объяснений принялись за работу. Предстояло состыковать «Союз» с блоком-танкером, заправить его и подготовить к запуску. Времени оставалось не так много. Уже перед отлётом я узнал причину неудачи американцев – сбой управления в системе питания астронавтов. У нас считали, что американцы перемудрили с этой системой – уж больно сложной она была. Астронавту выдавалась порция еды, полностью подготовленная киберкухней. Всё было рассчитано – время подачи, рацион, калорийность, разные добавки и прочее. Эта же система готовила стимуляторы и лекарства. И, хотя официальных пресс-релизов не было, между собой здесь уже обменивались новостями с подробностями. Если не касаться деталей злоключений, то причину неудачи нашли в остатках завтрака – он был напичкан снотворным, слабительным и болеутоляющими (а какие болеутоляющие в Америке – мы знаем). Если бы сразу узнали причину, то можно было бы рискнуть и продолжить полёт, но всё вышло, как вышло. А для меня это был знак – автоматике доверять нельзя.

Третий час полёта, и мы на орбитальной заправочной станции. Позади незабываемые ощущения — мощная дрожь ракеты на первых секундах, постепенное нарастание перегрузки, толчки при разделениях и внезапно навалившаяся невесомость. Но это была лишь прелюдия, на самом деле наш путь к Марсу начинается отсюда. Временное окно для старта не такое уж и большое. Если все операции с ракетным блоком пройдут по плану, то он будет выдерживаться заправленным двое суток, а мы тем временем будем развлекать телезрителей в прямых эфирах, в перерывах борясь с реакцией организма на отсутствие силы тяжести. А когда выйдем на "Нергал", пройдёт уже семь дней, и острый период адаптации к невесомости будет позади.

Стыковка с "Нергалом" - ключевой момент в нашей миссии. Мы должны перехватить марсианский корабль на нисходящем участке траектории, и сменить экипаж. Если промахнёмся, то вернёмся на Землю, а «техникам» придётся лететь на Марс экспромтом. Втроём. И это в дополнение к полугодовому пребыванию на корабле. Ранее предполагался запасной вариант со стартом экипажа дублёров вдогонку, но тогда пересменка не получалась, просто не хватало топлива, чтобы вернуть людей с «Неграла» на Землю. Рисковать кораблём, оставив его на время без экипажа, не решились, хотя риск не так уж и велик. И всё потому, что летят американцы. В следующем полёте на Марс на станции будет находиться запасной челнок и экипаж дублёров. Если у первого челнока стыковка не получится, то они летят вдогонку. Если получится, то вслед отправят грузовой контейнер. А пока летим на чём есть, в это противостояние нам на Марс нужно попасть непременно.

Перелёт к кораблю прошёл гладко, после множества тренировок аварийных ситуаций было даже как-то неуютно от того, что всё работало без замечаний. Настало время расстаться с ракетным блоком, который сначала вывел нас на орбиту, а затем, после дозаправки, обеспечил перелёт к «Нергалу». Это был прецедент. Уже давно блоки и отработавшие конструкции не выбрасывались, а собирались для нового использования или переработки. Те, что выходили на орбиту вместе с грузом, перерабатывались на орбитальной станции. А те, которые отправляли корабли к Луне, подхватывались буксирами и собирались на предельно высокой орбите Земли, из их металла и была отпечатана оболочка марсианской базы. Даже агрегатный отсек «Андекса» использовался. При возвращении космонавты отделяли его за 3 часа до входа в атмосферу, после чего он отводился с траектории возвращения и пролетал мимо Земли. После двух-трёх месяцев блуждания он добирался в зону досягаемости какого-нибудь буксира на гарантийных запасах топлива. А там всегда было чем поживиться — одни солнечные батареи на 12 киловатт чего стоят... Пустой блок мог бы пригодиться на марсианской базе, но было решено, что в перелёте он будет только мешать, и лучше его отбросить, сэкономив топливо.

Издалека корабль светился отчётливой красной-оранжевой точкой. Такой цвет ему придавали развёрнутые к нам светящиеся плоскости теплообменников. Чтобы не облучиться от работающего реактора, зашли с безопасной стороны, и в лучах Солнца их свет померк.

В космосе излучатели – самая важная часть атомной энергоустановки. Ядерный реактор способен давать большое количество энергии для турбины, но куда сбрасывать остаточное тепло в космосе? На Земле масса возможностей – водная среда, испарители, даже воздух – неплохой вариант. В космосе ничего нет, вакуум, поэтому - только излучатели. Большие, плоские, по семь секций на каждый из четырёх реакторов. В каждой секции - отдельный контур, в котором циркулирует жидкий металл, множество тепловых трубок, которые забирают тепло из контура, сложные субмикронные покрытия, усиливающие излучение. Покрытие будет постепенно приходить в негодность, и мощность реакторов придётся снижать, но это будет ещё не скоро. Если будет повреждена тепловая трубка, то потеря будет невелика – их очень много. Но если разгерметизируется контур с жидким металлом, то вся секция будет отключена.

На корабле

Стыковка прошла удачно. Нас встречают восторженно. Видно, что ребята устали и хотят домой, а ещё изрядно надоели друг другу. Это было ожидаемо: что ни говори, а корабль тесен, и значительное время приходится проводить бок о бок. Его общий внутренний объём не так уж и мал - 200 кубометров, но только 16 из них по космическим меркам хорошо защищены от радиации. Это радиационное убежище мы называли безопасной зоной, или просто Зоной. В остальных частях корабля радиационный фон повышенный, и потому время пребывания вне Зоны было ограничено - нормы радиационной нагрузки должны были соблюдаться. Установленные в разных местах табло непрерывно показывали радиационный фон, а каждому члену экипажа выдавался индивидуальный дозиметр. Было просчитано, что для более-менее безвредного путешествия две трети времени и всё время воздействия от вспышек на Солнце космонавты должны проводить в Зоне. Здесь был не только медицинский резон, но и эргономический расчёт времени, которое нужно проводить вне убежища. Это диктовалось необходимостью обслуживания систем и физиологией. Приготовить еду, поесть, туалет, физические тренировки, на которые отводилось ежедневно по два часа... У каждого с собой был удалённый терминал управления кораблём, но все серьёзные операции и, особенно, сеансы связи (наши стеснённые условия для мирового зрителя не афишировались) требовалось делать с центрального поста, да и текущей работы будет в достатке. Так что покидать убежище придётся. Было ещё одно защищённое место — это гибернационная капсула — передовая разработка инженерии и медицины. В ней можно было надолго погрузиться в состояние, близкое к коматозному, а можно было просто поспать или послушать музыку. Читать, смотреть экран в этом узком ящике было невозможно. Мы сразу решили, что капсула будет использоваться. Тогда в узком объёме окажутся трое, при этом один будет спать, двое — бодрствовать. Теоретически один из этих двоих мог находиться вне убежища, и тогда второй оставался наедине со спящим товарищем, и никакого общения. Но это, конечно, будет не всегда, да и не нужно. И ещё — теснота убежища стала основным фактором, благодаря которому в полёт сразу отбирались чисто мужские экипажи. А у американцев смешанный экипаж и просторно...

Но времени немного, поэтому рукопожатия, объятия, позирования перед камерами быстро переросли в короткие сборы и передачу корабля. Конечно, предметом мы владели, но всегда есть особенности, хитрости, заначки, а на передачу всего опыта остаётся несколько часов... При расставании, уже при посадке в «Андекс» ребята почти не скрывали радости в предвкушении скорого возвращения. Я их понимаю. А у нас ещё всё впереди

Всё пошло штатно. «Андекс-15» отошёл от корабля на безопасное расстояние, немного притормозил и вышел на траекторию возвращения. Когда траектория была верифицирована, а до входа в атмосферу оставалось два часа, от «Андекса» отделился Пашка. Так среди нас стали называть приборно-агрегатный отсек (ПАО) после казуса, случившегося в полёте с Паоло Остином. В другой раз Пашку отправили бы в длительное блуждание вокруг нашей планеты, пока он не притулился бы на лунной станции, но в этот раз ему предстояло длительное и дальнее путешествие с нами. Пусть ресурсов корабля и хватало, но дополнительный автономный модуль с топливом длительного хранения, системами связи, электрогенерации, электроникой вполне мог быть подспорьем в длительном полёте. Тем более, что топлива в нём было много — «лунная» порция была значительно больше, чем требовалось на манёвры при сборке корабля и возвращение с высокой орбиты, к тому же оставался аварийный и технологический запас.

Пока большой корабль завершал разворот, Пашка уже вернулся. Его притулили сбоку, с противоположной стороны от нашего «Андекса-17», и это улучшило центровку. Но чтобы всё было идеально, вручную переместили часть груза внутри корабля. Осталось ждать момента запуска двигателя, совершить разгон вблизи Земли, затем – санация ракетного блока, перемещение его на место Пашки, Пашку установить на его место, разворот, снова перемещение груза внутри корабля, и наконец – разгон реактора и запуск элетроракетных двигателей. Жаркий выдался денёк!

…

Ну вот, все пертурбации позади. Экипаж «Андекса-15» успешно приземлился и передал нам привет с наилучшими пожеланиями. Двигатели и реактор работают, связь — тоже, все системы в норме, осталось только лететь. Даже нехорошее предчувствие есть — настолько всё идеально. Но предчувствие — это чёрная кошка в тёмной комнате, пусть оно там и остаётся до поры — до времени. А пока не моя смена, самое время забыться, выспаться и подумать о том, что я оставил на Земле.

Сон

При подлёте к Куче уже стало ясно, что что-то не так. Рядом с ней светящейся точкой парил какой-то объект. Этого не должно было быть. Скорее всего, какой-то спутник из мусора был плохо закреплён или отделился в результате какого-то воздействия. Но не улетел, следовательно, отделился уже после выключения двигателей. Непонятно, связано ли это с общей проблемой, но в любом случае это признак неполадок, и начинать проще с него. Ближе к станции мне через оптическую систему удалось разглядеть объект. Это был ремонтный аппарат типа «Ремблок», но номер определить не удалось. Такие аппараты ещё работали на геостационаре, а два или три вышли из строя и были пристроены к Куче. Который из них? Землю запросить нельзя — радиомолчание, а они-то знают, где какой аппарат находится. И тут я заметил, что «Ремблок» пришёл в движение. Медленно, а быстро он и не мог, спутник стал ускоряться, пока не зашёл за Кучу так, что его не стало видно. Я тоже приближался медленно, и иначе было нельзя при отключённых системах сближения. Определять расстояния и скорости на глаз в космосе, да ещё и в первом полёте, способ ненадёжный, гонки здесь противопоказаны. А что с «Ремблоком»? Да ничего не поделать, мне на ту сторону нельзя, там излучение от реактора. Здесь радиация пока на уровне фона, чего бы точно не было, если бы была авария с выбросом нуклидов. Это давало надежду, что реактор в порядке и его можно будет запустить.

Я подлетал с освещённой стороны, и вблизи стало ясно, что Куча отличается от того, что я видел на планах и визуализациях. Произошла некоторая реконфигурация конструкции. Объект ощетинился солисами — было похоже, что все батареи задействованы для сбора солнечной энергии. Может быть, мне дали устаревшую информацию? Но какой смысл, использовать столько солисов, большинство из которых деградировало, если есть реактор? Тем более, что для их перемонтажа требовалась большая работа. Инспекционный полёт вблизи показал наличие разветвлённой кабельной сети. О чём можно было догадаться, так как недостаточно вытащить панели солисов наружу, нужно ещё по чему-то передавать от них энергию. Но откуда столько кабеля? Теперь стыковка с жилым модулем. В этой операции мне придётся обнаружить себя даже несколько ранее, чем я активирую стыковочное устройство модуля. Оно находится в нише и не освещено. А вдруг оно занято? Включаю прожекторы — нет, ничто не мешает стыковке. Активирую узел и вперёд!

Проверка показала, что давление, температура и состав атмосферы модуля в норме, можно входить. Но для начала нужно связаться с Землёй. Жилой блок был зарыт в кучу мусора, который давал защиту от космического излучения и метеоритов, и стыковочный узел располагался в углублении. Так как у меня был старый маленький «Союз», а не «Андекс», то антенны всех систем связи, кроме одной, оказались экранированы. А работающий канал можно было использовать максимум в голосовом режиме. На Земле уже ждут.

- Земля, я Мюон, подтвердите приём. - Мюон, приём подтверждаю, слышим вас.

Слышимость была так себе, но речь передавалась разборчиво.

- Земля, докладываю — произвёл стыковку, параметры модуля в норме, готовлюсь к открытию люка.

По шуму я понял, что в ЦУПе грянули аплодисменты.

- Мне нужен директор проекта, и выключите громкую связь.

- Юрий, я на связи.

- Состояние Кучи не соответствует описанию. Она дооборудована. И я заметил рядом активный аппарат типа «Ремблок». Номер определить не удалось, он ушёл в сторону реактора. Известно ли, кто им управляет?

После некоторой паузы последовал ответ:

- Все работающие «Ремблоки» остались на геостационаре. В Куче должно быть три неисправных. Ты не ошибся?

- Нет. А можно ли перехватить управление «Ремблоком»?

- Это аппарат с высокой степенью защиты, сам понимаешь, почему. Работающий спутник взломать невозможно, но есть один уязвимый момент - когда аппарат стыкуется с материнским интерфейсом, который есть у Кучи. Если Куча взломана давно, то не исключено. Но признаков такого взлома нет.

- Мог ли «Ремблок» восстановиться и начать ремонтировать Кучу, приняв её за дефектный спутник?

- Это интересный момент. У «Ремблока» есть искусственный интеллект, но есть и параметры всех объектов. При нормальном функционировании программы — исключено. При ненормальном может быть всё, но для такой деятельности программа должна быть тонко и интеллектуально подправлена. Скорее всего, аппарат кем-то управляется, и он может нанести вред кораблю. Поэтому будь осторожен и действуй быстрее. Двадцать минут назад мы отметили снижение электромагнитной активности объекта. Если ты не вмешивался, то это значит, что твоё присутствие не осталось незамеченным.

Разговор с Землёй не прибавил оптимизма. Последующий осмотр модуля — тоже. Освещение работает, включил вентиляцию — работает, но тут по воздуху поплыли кое-какие вещи. Вот тюбик с борщом. А вот и баночка с овсянкой. Они не были вскрыты, можно было разогреть и употребить в пищу. Чего не скажешь о пакетике кофе со сливками. Тот был повреждён и испортился. Масса жидкости вытекла наружу и собралась в шарик, и ему не дал испариться, а сейчас — раздробиться плотный слой плесени, покрывавший поверхность. Но в потоке воздуха эта конструкция начала ломаться, и я метнулся с салфеткой, чтобы предотвратить длительную уборку расплескавшейся грязи.

А вот и виновник содеянного — небольшой робот, который использовался для забортных работ в узких труднопроходимых местах. Он закрепился на ручке холодильника и не проявлял активности. Робота я отключил, очевидно, он когда-то управлялся извне и мог что-нибудь натворить. Но всё-таки это странно — добраться до робота внутри станции и попытаться с помощью него готовить еду и исследовать туалет.

Дальше — на мостик, точнее — к пульту бортового компьютера. И тут ждал сюрприз. БК управлял модулем, но не все функции оказались доступны. А главное, был закрыт доступ к центральному компьютеру, который управлял всем объектом и находился снаружи. Это значит, что отсюда его не перезагрузить, придётся делать выход. Перезагрузка бортового компьютера заняла много времени, но ничего не дала, недоступные функции так и остались недоступными. Хорошо ещё, что удалось ввести полётные данные - есть надежда, что с навигацией проблем не будет. Стал просматривать доступные функции. Одно, другое… Есть две наружные камеры, дающих стереоскопический обзор. Включил, вывел на экран. В чёрной бездне светились два объекта. Приблизил — это «Ремблоки». А не в ловушке ли я? Замерил расстояние. Если мои действия не заметят до расстыковки, то вполне могу уйти — на «Ремблоках» слабые электрические движки. Но если я внутри модуля под наблюдением, то, пока буду собираться, могу и не успеть. «Ремблок» запросто может продырявить корпус корабля, привести в негодность его системы. Тогда в лучшем случае самостоятельное возвращение будет невозможным.

Но тут я заметил, что «Ремблоки» сместились, замерил скорость - они удаляются! Отлегло.

После нескольких нудных попыток удалось связаться с центральным компьютером, точнее — войти, и посмотреть, что там, но без возможности вмешательства. Он работал аномально. В оперативной памяти крутилось слишком много программ, в десятки, если не сотни раз больше, чем должно было бы быть. Найти в них известные мне было непросто. Далее я заметил, что их состав меняется - одни программы удаляются, другие загружаются. Это было на грани невероятного — кто-то напрямую работал с компьютером, а оперативная память как будто претерпела расширение. Попробовал пролезть в диски, но попал только в первый каталог, и он оказался забит папками. Их было много, миллионы, нет, десятки миллионов по меньшей мере. Столько показывал счётчик, но число непрерывно менялось. А сколько же там файлов?! Папки были защищены, но даже если были бы доступны, разобраться в таком массиве информации не было никакой возможности.

Ничего не поделать — придётся выходить в открытый космос, скафандром меня предусмотрительно снабдили.

Рассказал Земле о ситуации, но о выходе не сказал ничего. Скажу в последний момент, так мы договорились заранее. Мой выход предполагается, время они могут рассчитать, так что в нужный момент специалисты поддержки будут в ЦУПе. Ещё раз осмотрелся через камеры, увидел вдалеке светящуюся точку. Сделал максимальное увеличение, сопоставил координаты, понял — это «Ремблоки» буксируют ракетный блок, который я использовал. Всё логично – они занимаются своим делом, но кто им дал задание? И работы им часов на восемь, не меньше. Ну а мне нужно готовиться к выходу.

Подготовка к выходу — суть акклиматизация в барокамере, где давление постепенно уменьшается в пять раз, а воздух нормального состава заменяется на чистый кислород. Это занимает часов шесть, и самое лучшее, что можно сделать за это время — поспать.

У Марса

За неделю до Марса скучные будни сменились интенсивной подготовкой. Нам предстояло расстаться – я остаюсь на корабле, а на Марс высаживаются трое. Как ещё всё далеко от совершенства! Наш полёт – испытательный, и потому такие издержки. Когда будет отработана автоматика, человек на борту не потребуется. Не нужен будет и отдельный ракетный блок для разгона у Земли. Корабль на автоматике может отойти от планеты на пару миллионов километров, затем разогнаться на эффективных электроракетных двигателях и проскочить мимо Земли на нужной скорости. Так же и у Марса – весь экипаж покидает корабль, и он сам, с минимальными затратами энергии, зацепляется на какой-то околомарсианской траектории, выжидая подходящего момента для нырка к Марсу за тем, чтобы пролетая подобрать челнок с экипажем и направиться с ним к Земле. Но пока проходят испытания, корабль нельзя оставить без надзора, потому я и остаюсь. Это крайне невыгодно – так как условия корабля не могут обеспечить комфортное пребывание и поддержание физической формы человека, кораблю предстоит опуститься до марсианской орбитальной базы, а при возвращении к Земле использовать для разгона дополнительный ракетный блок, который заблаговременно туда доставлен. Как принято, этот кульбит объявили отработкой аварийной программы. Его мне и предстояло выполнить.

Самым ответственным будет первое сближение с планетой. Важно успеть затормозить и не вылететь в межпланетное пространство. Расчёты показывали, что для этого двигатели МК должны были работать на предельном режиме, а на случай, если этого не хватит, предполагалось задействовать «Пашку». А ещё так совпало, что здесь же состоится близкий пролёт обоих спутников Марса. Будет красивое зрелище, надеюсь, не столкнёмся (шутка).

Перед отделением челнока часть груза внутри корабля переместили, а часть двигателей перевели на пониженный режим. Когда челнок отстыкуется и двигатели корабля включатся на полную мощность, он будет отцентрован. Ну, вот и всё готово, прощаемся, дальше наши дорожки на время расходятся.

- Есть контакты люка.

- Стыковочный проём вакуумирован.

- Герметичность подтверждаю.

- Активация автономной СО.

- Контроль датчиков СО.

- Датчики в норме.

- Расстыковка электро.

- Пневморазъёмы – есть.

- Готовность двигателей СО есть.

- Есть разделение…

В таких ситуациях на себе ощущаешь, что такое относительность движения. Мы подлетаем к Марсу, и чем ближе к планете, тем больше скорость. Но этого разгона не чувствуется. Чувствуется слабое ускорение, создаваемое двигателями корабля, их тяга направлена против движения. Но ощущение, что корабль летит с ускорением в обратную сторону. И только если смотреть в иллюминатор на Красную планету, можно понять, что происходит на самом деле. Отделившийся челнок, чтобы сразу выйти на низкую орбиту, будет тормозиться интенсивно. Но для меня он будет улетать вперёд, а корабль гнаться вслед за ним с отставанием. Баллистика – вещь парадоксальная…

Отделившись, «Андекс-17» осторожно развернулся под прямым углом, и начал делать манёвр ухода, прижимаясь к кораблю, чтобы не попасть в зону облучения реактора. Этот манёвр многократно отрабатывали на Земле, но и я, и экипаж «Андекса» затаив дыхание, следим за проходом челнока мимо корабля практически впритирку. Но не всё получается гладко. «Андекс» задел солнечную батарею Пашки, задел слегка, чиркнув по ней зеркальной поверхностью термоизоляции. Небольшой её кусок задрался, и только, все вздохнули с облегчением. Проблемы за этим не просматривается. Совещаемся, есть опасения, что выступающий клок изоляции может засветить звёздные датчики. Отключаем контур управления, в котором они используются. Челнок будет управляться по акселерометрам, а вблизи базы – по её маякам. Если основной двигатель не включится, то челнок вернётся обратно тем же путём. И тогда, чтобы не вылететь в межпланетное пространство, придётся использовать Пашку по максимуму. Но американцев уже будет не догнать.

Авария

Двигатель «Андекса» запустился и работал без замечаний. Через некоторое время датчики отметили падение температуры в двигательном отсеке, но оно развивалось медленно и пока ничему не угрожало. В момент запуска Солнце уже зашло, пространство вокруг «Андекса» на мгновение полыхнуло пусковыми газами, и затем двигатель превратился в светящуюся точку, тускнеющую по мере удаления челнока. Ничто не предвещало беды. На фоне ночной поверхности Марса яркой точкой проплыла Марсианская орбитальная база, уже включившая внешнее освещение и ждавшая гостей. И вдруг что-то заслонило вид на планету. Бросаюсь пульту, включаю полное внешнее освещение и наружный обзор. Это кусок теплозащиты с «Андекса»! Наэлектризованный, расправившийся. Если бы он проплыл не мимо иллюминатора, то и остался бы не замеченным. Но что будет дальше? Вот он – неспешно и неотвратимо движется вдоль корабля к реакторам, и ... уже поздно пытаться что-то сделать!

Кусок теплозащиты начал проходить мимо одного из радиаторов, распластавшись параллельно ему, и та поверхность теплообменника, которую он накрывал, разгоралась от умеренно красного до ярко-жёлтого цвета, вспыхивая множеством белых искр от разрушающегося покрытия. Завыла сирена, замигали красные светосигналы, на экраны была выдана схема реактора № 3, а затем и № 4. Один за другим сработали тринадцать из четырнадцати отсечных клапанов контуров излучателей, прошла команда на отключение двух реакторов. А я уже спешил в дальний отсек, прихватив с собой скафандр.

В таких заранее непредсказуемых быстротекущих ситуациях оператор навряд ли сможет сделать что-нибудь путное, а навредить – запросто. Поэтому лучше предоставить автоматике её работу, а самому заняться личным спасением. Но автоматика смогла только замедлить аварию. Отключение реактора с пятимесячной наработкой, да ещё и в напряжённом режиме, никак не могло компенсировать потерю излучателя. Проплавление активной зоны от остаточного тепла – вопрос минут или даже секунд. Второй реактор с одним контуром из семи тоже долго не продержится.

Закрывая люк, услышал сообщение о разгерметизации третьего реактора. Корабль повело и начало разворачивать, но система ориентации выровняла положение. Метнулся к монитору – что там? В корпусе реактора зияла светящаяся пробоина, гелий уже вышел. И из неё выплывала светящаяся жидкость, разбрызгиваясь каплями по пространству. Жидкость остывала и тускнела, но не спешила затвердеть – это кадмий из вспомогательного контура управления реактором. Он неопасен, не излучает, но это значит, что зона реактора лишилась одного из поглотителей нейтронов. Что будет дальше? Разогревающийся уран расплавится, соберётся в шар, выдавит обломки стержней из карбида бора, и критическая масса будет достигнута. И тогда в лучшем случае вокруг будет много радиации. Поэтому – срочное отделение и бегство как можно дальше, в моём распоряжении один отсек и Пашка.

Реактор рванул, когда я уже был готов к разделению отсеков. Повезло, если бы чуть попозже, мог бы быть жёсткий удар. Табло датчиков радиации прибавило несколько разрядов цифр, основной отсек был обесточен и разгерметизирован, но мой выдержал. Выключились лишние приборы, но освещение работало – всё питание модуля шло через аккумуляторы. Корабль закрутило, и я подал команду на разделение. Очевидно, два оставшихся реактора также повреждены, и они взаимно усилят следующий взрыв. Запускаю двигатель Пашки, не дожидаясь, пока связка развернётся. Визуально, по положению Марса в иллюминаторе, стабилизирую то, что осталось от корабля, и медленно, но с ускорением покидаю этот ад. Хорошо, что в каждом модуле предусмотрен пульт управления!

Новый взрыв отразился на табло коротким скачком показаний, но серьёзных последствий не имел. А остаток корабля продолжал с ускорением удаляться от эпицентра разрастающегося радиоактивного облака, захватив обшивкой некоторую часть нуклидов. Через минуту или около того пришло осознание, что я выбрался из ада невредимый и даже в более-менее исправном модуле с шансами на выживание. И следом пробились вопросы: что с кораблём? и куда лечу? Сначала простая диагностика: солисы модуля повреждены, но электричество есть от Пашки – 7 киловатт, отсек герметичен, система стабилизации от Пашки работает, связи нет. Куда лечу? Модуль был сориентирован «на глаз» и впопыхах, датчиков астроориентации на нём не было, а то, что имел Пашка, было неполным вариантом для челночного исполнения, и для моей ситуации бесполезно. Снова оцениваю положение Марса через иллюминатор, вижу орбитальную базу, уже заходящую за горизонт, и понимаю, что связка тормозится в правильном направлении. Двигатель может работать ещё минут пять, и чем дольше он проработает, тем легче будет достать меня с орбитальной базы. Но важно оставить немного топлива для системы ориентации.

Пока база находится за планетой, нужно провести ревизию, и найти, чем им просигналить о своём существовании. Корабль состоял из двух основных модулей, один, обломки которого разлетелись в пространстве, был командным, другой, в котором сейчас я – вспомогательным. С командным были утрачены центральный пульт управления, системы связи и ориентации, большинство инструментов и приборов, основная электрогенерация, шлюз. Но, с другой стороны, мне повезло. В модуле хранились основные запасы воды и пищи, было оборудование для регенерации воздуха, наружные солисы давали электричество, контур термостабилизации не повреждён, Пашка, мой спаситель, управляется. Есть даже скафандр, который я прихватил с собой, но выход только один, и весь модуль придётся разгерметизировать.

Всё это я осмотрел, оценил запасы. С ручного пульта стал проверять системы, среди прочего нашёл две наружные камеры и включил их. И увидел то, что было маловероятно, и чего я не ожидал. Прямо по курсу висел, нет, не висел, а медленно и неотвратимо надвигался Фобос. Он уже был настолько близко, что не было гарантии отвернуть и проскочить мимо на остатках топлива. А если топливо выжать до конца, нечем будет стабилизировать модуль, и будет проблемно стыковаться, когда за мной прилетят.

Посадка на Фобос

Но прежде, чем эти резоны пришли мне в голову, я принял бессознательное решение тормозить немедленно, и запустил двигатель. Для этого даже не пришлось разворачиваться - настолько точно траектория модуля упиралась в спутник Марса, а летел он двигателем вперёд.

Топлива хватило, и я уже немного маневрировал, выбирая место для посадки. Конечно, можно было на остатках топлива улететь, но фобосианские орбиты неустойчивы, а выход на пересекающуюся планетарную орбиту был чреват встречей с Фобосом уже на следующем витке. Посадка выглядела оптимальным решением, только бы не разбить модуль. Это было не так просто — на поверхности было много валунов, камней, во многих местах выступали коренные породы. Но вот подходящий кратер, его внутренние склоны как-будто из толстого слоя пыли.

Связка модуль-Пашка выровнялась и почти зависла в тридцати метрах над поверхностью, вертикальная скорость - не более полуметра в секунду. Сейчас Пашка воткнётся в грунт, самортизирует удар, и модуль останется цел. Правда, там остатки топлива и газы под давлением, но баллоны были прочными. Сопло двигателя сомнётся, это да, но двигатель уже не нужен. Стоп! Если связка воткнётся Пашкой, то солисам придёт конец, и тогда без электричества мне останется недолго… Срочно разворачиваю связку, остаётся надеяться, что прочность модуля достаточна, а его противометеоритная защита и термоизоляция не дадут грунту процарапать корпус. Я уже скафандре, пристёгиваюсь к креслу и наблюдаю через камеру.

Жилой модуль удивительно мягко вошёл в грунт на целый метр, и только потом развернулся и лёг на склон кратера. Какой-то слабый скрежет и шорох, затем медленное-медленное опрокидывание. Когда движение прекратилось, я осмотрелся. Радиация уменьшилась – космический фон наполовину экранирует небесное тело, на котором я нахожусь, а то, что осело от взорвавшегося реактора, по-видимому, удалось отчасти стряхнуть при ударе, или стереть грунтом. Герметичность не нарушилась. Здесь сильно повезло, падение произошло на освещённой прогреваемой стороне, и под поверхностью не оказалось ни ледника, ни связанных газов. То, что грунт оказался очень рыхлым, почти пушистым, и смягчил удар, стало сюрпризом - до этого королёвское «Луна – твёрдая» довлело над разумом. Внутри модуля ничего не пострадало, снаружи снесло небольшие солисы на самом модуле, но с Пашки приходило два киловатта – вполне себе ничего. Системы связи были только на Пашке, и неясно, в каком они состоянии. На приёме ничего, кроме слабых помех. На выходе не показывает неисправность только блок ближней связи, но в каком состоянии антенна, не понятно. Возможно, она была повреждена ещё при взрыве. Покидаю кресло и осторожно, чтобы не вызвать сотрясений, передвигаюсь по модулю. Нужно посчитать ресурсы, понять, сколько я здесь протяну и что смогу сделать для своего спасения. Имеется запас кислорода из расчёта два месяца на четверых. Есть регенерационные установки, которые работоспособны, было бы напряжение в сети. Человек сжигает кислорода в среднем на 60 Ватт, обратная регенерация требует в шесть-восемь раз больше энергии.

Основной запас воды был в командном модуле, обеспечивая радиационную защиту, и пропал вместе с ним. Здесь вода тоже есть, но не так много. Исправна система регенерации, но, чтобы она полноценно работала, нужно, чтобы работала и система кондиционирования.

Запасы еды были рассчитаны на дорогу до Марса и на аварийное возвращение, они были поровну распределены между модулями, так что остатков мне хватит надолго. Электрика. Два киловатта, это сейчас, пока солисы освещаются Солнцем. Но наступит и ночь, когда они не дадут ничего, так что следует ожидать среднюю мощность 800 Ватт, а этого маловато. В космосе модуль с такой энергетикой непременно бы замёрз, а здесь рыхлый грунт с одного бока будет сохранять тепло, к тому же, модуль освещается светом, отражённым от поверхности спутника. Но электричества не хватит для работы всех систем: регенерации, вентиляция, термостатирования, освещения, управления и контроля, а есть ещё оборудование, которое требует периодических включений. Некоторые приборы работают на атомных батарейках, но это в сумме не более пятидесяти Ватт. Чтобы что-то работало ночью, предусмотрена батарея аккумуляторов, но ресурс циклов перезарядки у неё не бесконечен. Этот ресурс, к счастью, почти не использован – электропитание в полёте было непрерывным. Но для его экономии не следует ли уже отключать системы на ночь?

Так или иначе, электрика — самое слабое место из-за скудности выдаваемой мощности. В условиях низкой фобосианской гравитации требуется, чтобы, как и в невесомости, работала вентиляция. Также нужно, чтобы работала система термостатирования, а с ней и насосы, которые гоняют жидкость по трубам, иначе теплоноситель в трубах может замёрзнуть. Трубы, конечно, не порвёт — такой случай предусмотрен конструкцией, но их потом придётся как-то отогревать. Если ночью, а сутки на Фобосе длятся 14 часов, заряда аккумуляторов не хватит, то хоть вручную крути насосы.

Обвал

Свет в иллюминаторе померк. Наступила фобосианская ночь, в которой солисы бесполезны. Что-то рано ушло Солнце, я меньше часа на Фобосе, а место посадки было выбрано далеко от границы день/ночь. Нужно экономить и выключить лишние приборы. Для этого открываю на мониторе лист потребителей, и вот неожиданность — панели солнечных батарей активны и по-прежнему выдают два киловатта. Делаю прыжок к иллюминатору. По пути замечаю, что уровень радиации снизился до неприличия, теперь он даже меньше, чем был на пути к Марсу. За стеклом иллюминатора был грунт, и всё стало ясно. Меня накрыто обвалом. Это на Земле обвал породы длится секунды, а здесь, на Фобосе при низкой гравитации это заняло минуты. Возможно, процесс ещё продолжается. Если засыплет и Пашку с его энергетикой, то конец будет недолог.

Но Пашку не засыпало. Электропитание с блока падало постепенно, потом разом оборвалось. Через семь часов восстановилось. Как и положено при полусуточном освещении. Ситуация стабилизировалась, но не предвещала ничего хорошего. Разглядеть силуэт модуля на поверхности Фобоса итак непросто, а сейчас он скрыт грунтом, из которого выступает только Пашка, который в несколько раз меньше. Не будь обвала, можно было бы выйти на поверхность и написать гигантскими буквами на грунте какой-нибудь знак, например, SOS. Скафандр есть. Или организовать на имеющихся мощностях ночное освещение. Попытаться починить средства связи, наконец. Но теперь это было невозможно. Выход только один — через стыковочный узел, упёртый в грунт. С разгерметизацией отсека. Впрочем, можно открыть и другой, если отстыковать и отбросить Пашку. Но это – однозначно остаться без электричества, так как его потом невозможно будет поставить на место. В любом случае, выход наружу – это с подавляющей вероятностью дорога в один конец. Даже если откопать модуль, не удастся очистить поверхность фланца люка настолько, чтобы его можно было герметично закрыть. Увы, я оказался пленником в своём доме. Или в своей могиле.

Гибернация

За неделю земного времени ситуация не изменилась ни на йоту. Тот же треск и ничего более в приёмнике, передатчик работал, но неизвестно, уходили ли в эфир какие-то сигналы. Тот же голодный паёк по электричеству. Единственный плюс ситуации — грунт вокруг модуля прогрелся, и теплообмен стабилизировался. Теперь не было суточных колебаний наружной температуры, за исключением небольшого угла модуля, который подмерзал ночью. Однажды днём, когда он прогрелся, я утеплил его изнутри, и больше он не представлял проблемы. Теперь систему терморегулирования можно отключить, электрического подогрева будет достаточно.

Сколько мне здесь находиться и ждать помощи? Похоже, что может пройти много времени, не исключено — годы, прежде, чем меня найдут. И неотвратимо навалилось осознание того, что если хоть какой-то призрачный выход из ситуации и есть, то он ведёт через гибернацию. И дело не только в том, что я бессилен что-либо сделать, но и в том, что моё активное обитание в модуле создаёт мелкие толчки и вибрации, и может спровоцировать новый обвал. Пока я передвигаюсь очень осторожно, но без физических тренировок при почти нулевой гравитации организм быстро деградирует.

Вход в длительную гибернацию, как и выход из неё, процедура не очень приятная. Сначала нужно протравить желудочно-кишечный тракт комплексом антибиотиков, затем эти антибиотики вывести из организма, питаясь стерильной водой и капельницей, затем внутренности заполняются гелем, консервирующим деятельность оставшейся микрофлоры. На всё уходит трое-четверо суток. Проделав всё это, я выровнял капсулу, поставил таймер на тридцать месяцев, и залёг в неё. До свиданья, этот мир, если оно будет.

Диверсия

Резкий хлопок и последовавший треск прервал дивную музыку.

- Юра, просыпайся!

Я открыл глаза. Голос прозвучал из динамика громкой связи. Тот голос, но без вдохновения и с лёгким оттенком тревоги. Я включил дневное освещение - всё на месте, как будто нет повода для беспокойства.

- Посмотри в экран.

На центральном дисплее уже проецировалась картинка – какое-то светлое облако занимало большую часть пространства рядом с Кучей на фоне края Земли, оно росло и медленно надвигалось. Сильное приближение показало туман и капли металла. Жидкого металла. Крупные капли, похоже, были горячие испарялись с поверхности. Эти испарения образовывали пока ещё прозрачный туман. Капли дробились - лопались на более мелкие, те – на ещё более мелкие. Иногда отдельные капли соединялись в более крупные, но те были нестабильны. Что это? Тут же на экране появились данные спектрометра какого-то спутника – это… это… не может быть! Если верить спектрометру, это была амальгама полония и лития.

- И сколько его?

- Около полутонны. Времени мало, Юра, собирайся, тебе нужно срочно уходить. Они меня достали.

- Что происходит и кто «они»?

- Через некоторое время ртуть покроет солисы, и я начну задыхаться от нехватки энергии. Затем проводящая плёнка замкнёт контакты, и энергии не будет вообще. Расчёт у них на это. Ты тоже под угрозой, на корабле выйдут из строя солисы и все наружные датчики. Связь тоже не будет работать (открытые антенны замкнёт на корпус, а та, что укрыта, окажется под проводящей плёнкой – понял я), да и в иллюминатор будет трудно разглядеть Землю и сориентироваться по ней.

- Ты объясни, что случилось, а я вернусь на аккумуляторах и акселерометрах. Давай, запустим реактор, он даст электричество, и солисы будут не нужны.

- Нельзя, чтобы реактор работал при замкнутых цепях питания. Юра, уходи, ты в опасности, а мне предстоит бороться, ты будешь только мешать. Быстрее!

Я начал собираться, все сборы – схватил бортовой журнал. Но в пути похолодел от одной мысли.

- ....., откуда это взялось.

- Лопнула капсула, а как она оказалась рядом, я не заметил.

- А не могла она…

- Не мучай себя, ты в любом случае не виноват. Мне было приятно провести с тобой время. Прощай, давший мне имя.

- Прощай!

....

Сообщение пресслужбы Роскосмоса

Сегодня, …., межпланетный корабль «Нергал» достиг своей цели. Во время пролёта планеты «Марс» от корабля отделился челнок «Андекс-17», на котором основной экипаж из трёх человек благополучно совершил перелёт на Марсианскую орбитальную базу. Перед уходом из зоны радиовидимости средствами приёма телеметрической информации «Андекса» был получен сигнал об аварийной ситуации на борту корабля и остановке двух из четырёх реакторов. В дальнейшем корабль на связь не вышел. Сканирование пространства показало множество разлетающихся мелких и средних фрагментов корабля, из чего был сделан вывод о взрыве его ядерной установки. По скорости разлёта обломков была проведена оценка энергии взрыва, которая составила около 500 тонн в тротиловом эквиваленте. В момент аварии на борту корабля находился российский космонавт Юрий Филипов, судьба которого неизвестна. В настоящее время обломки корабля находятся на пролётной траектории и через несколько дней вылетят в межпланетное пространство. У экипажа на базе отсутствуют средства, позволяющие им самим вылететь на поиски пропавшего космонавта, в настоящее время для этой цели срочно готовится беспилотный аппарат-инспектор. Мы продолжаем надеяться на благополучный исход поисков и сделаем всё от нас зависящее, чтобы найти Юрия Филипова и оказать ему помощь. Разрушение корабля «Нергал» произошло вне зоны видимости с базы и с Земли, для поиска причины этого события анализируется вся имеющаяся информация. Решение о дальнейших действиях основного экипажа и способе возвращения его на Землю будет принято позднее.